Она была поэтесса,
поэтесса Бальзаковских лет.
А он был просто повеса,
курчавый и пылкий брюнет.

Повеса пришёл к поэтесе;
в полумраке дышали духи,
на софе, как в торжественой мессе,
поэтесса гнусила стихи:

,,О, сумей огнедышащей лаской,
всколыхнуть мою сонную страсть,
к пене бедер за алой подвыазкой
ты не бойся устами припасть.

Я свежа, как дыханье левкоя...
о сплетем ж истомноститель!``
Продолжене было такое,
что чурчави брюнет покраснел.

Покраснел, но оправился быстро
и подумал: была не была!
Здесь не думские речи министра,
не слова здесь нужны, а дела.

С несдержанною силой Кентавра
Поэтесу повеса привлёк,
но визгливо вулгарное: ,,Мавра, Мавра, Мавра, Мавра!``
Охладило кипучий поток.

,,Простите!`` вскочил он. ,,Вы сами...``
Но в глазах её холод и честь.
,,Вы смели к порядочной даме,
как дворник, с объятьями лезть!

Вот чинная Мавра!`` И задом 
уходит испуганный гость,
в передней растерянным взглядом
он долго искал свою трость.

С лицом белее магнезии
шёл с лестницы пылкий брюнет.
Не понял он новой поэзии
и поэтесси Бальзаковских лет.