Четыре романса (Chetyre romansa) , opus 42

Шёпот, робкое дыханье.
  Трели соловья,
Серебро и колыханье,
  Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,
  Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
  Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,
  Отблеск янтаря,
И лобзания, и слёзы,
  И заря, заря!...

Я пришёл к тебе с приветом
Разсказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом 
По листам затрепетало;

Разсказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой;

Разсказать, что с той же страстью,
Как вчера, пришёл я снова,
Что душа [всё также]1 счастью 
И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что петь буду,
Петь — но только песня зреет.

Редеет облаков летучая гряда.
Звезда печальная, вечерняя звезда!
Твой луч осеребрил увядшие равнины,
И дремлющий залив, и чёрных скал вершины.
Люблю твой слабый свет в небесной вышине;
Он думы разбудил, уснувшие во мне:
Я помню твой восход, знакомое светило,
Над мирною страной, где всё для сердца мило,
Где стройны тополы в долинах вознеслись,
Где дремлет нежный мирт и тёмный кипарис,
И сладостно шумят полуденные волны.
Там некогда в горах, сердечной думы полный,
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины сходила ночи тень —
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла.

Моя баловница, отдавшись веселью,
Зальется, как птичка, серебряной трелью,
Как птичка, начнёт щебетать-лепетать,
Так мило начнёт лепетать-щебетать,
Что даже дыханьем боюсь я нарушить
Гармонию сладкую девственных слов,
И целые дни, и всю жизнь я готов
Красавицу слушать, и слушать, и слушать!

Когда ж [живость речи]1 ей глазки зажжёт
И щеки сильнее румянить начнёт,
Когда при улыбке, сквозь алые губы,
Как перлы в кораллах, блеснут её зубы,
О, в эти минуты я смело опять 
Гляжуся ей в очи и жду поцелуя,
И более слушать её не хочу я,
А всё -- целовать, целовать, целовать!2