Сонеты В. Шекспира

Когда я умру, меня оплакивать не дол
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

Как ты могла сказать, что [не любима мной]1,
Когда из-за тебя враждую сам с собою,
Когда лишь о тебе я думаю одной?
Люблю ли я того, не занят кто тобою?
Ласкаю ли я тех, кого не любишь ты?
Когда же ты порой мне гневом угрожаешь,
Не наполняю ль я — что ты, конечно, знаешь —
Лишь вдохами своей душевной пустоты?
Нет доблести во мне настолько недоступной,
Чтоб пренебречь на миг служением тебе,
Когда боготворит все лучшее во мне
Поступок каждый твой, хотя бы и преступный.
Но не люби меня: я вижу наконец,
Что зрячих любишь ты, тогда как — я слепец.

Я далеко, мой друг, был от тебя весной,
Когда апрель в цветах своей одежды новой
Всему передавал пыл юношеский свой,
Причем с ним ликовал и смерти бог суровой.
Но ни пернатых хор, ни аромат цветов,
Чьих венчиков весной нам вид всего дороже,
Не возбуждают дум во мне, ни светлых снов,
Ни жажды те цветы срывать на пышном ложе.
Не удивлялся я лилейной белизне
И розы не хвалил пурпурового цвета,
Затем что прелесть их — краса весны и лета —
Лишь копией твоей являлась всюду мне.
Но все же снег кругом лежавшим мне казался
И ими, как твоей я тенью, забавлялся.

[Фиалке ранней я]1 с укором говорил:
«Где ты похитила свой аромат небесный,
Как не из вздохов той, кому мой отдан пыл,
А пурпур на покров из вен моей прелестной?»
Я лилию корил в покраже белизны
Прекрасных рук твоих, а мак — волос каскада
Что ж до трех роз, то — в прах стыдом низлс
Они чуть рдели вкруг, не подымая взгляда:
Одна — пылая вся, другая — побледнев,
А третья — всем даря чужие ароматы,
Тогда как червь, давно свой сдерживавший гнев,
Уже точил ее, дождавшися расплаты.
Поверь, что я цветка такого не видал,
Который с уст твоих свой запах бы не брал!

Как ни желала б ты укрыться от меня,
Пока я жив — моей ты быть не перестанешь;
Я ж буду жить, пока жива любовь твоя,
Которою давно меня к себе ты манишь.
Итак, мне нужды нет страшиться новых бед,
Которых уж ничто на свете не повысит;
К тому ж в моей судьбе чуть виден бури след,
А от твоих она капризов не зависит.
Но ты не огорчишь неверностью своей
Того, кто пережить ее не в состоянье.
Да, я вдвойне счастлив в любви к тебе моей
Еще тем, что она живет в моем дыханье.
Но все же есть и тут дурная сторона:
Ведь я могу не знать, что ты мне неверна.

Ты видишь — я достиг поры той поздней года,
Когда на деревах по нескольку листков
Лишь бьется, но и те уж щиплет непогода,
Тогда как прежде тень манила соловьев.
Во мне ты видишь, друг, потемки дня такого,
В котором солнце лик свой клонит на закат,
А ночь уже спешит над жизнию сурово
Распространить свой гнет, из черных выйдя врат.
Ты видишь, милый друг, что я едва пылаю,
Подобно уж давно зажженному костру,
Лишенному того, чем жил он поутру,
И, не дожив, как он, до ночи, потухаю.
Ты видишь — и сильней горит в тебе любовь
К тому, что потерять придется скоро вновь.

Как часто видел я прекрасную Аврору,
Когда златились вкруг луга, холмы и лес,
Покорные ее ласкающему взору,
И рдели ручейки алхимией небес.
Но тучам вслед, она покорно позволяла
Топтать в пути свое небесное лицо —
И, нисходя с небес, позорно укрывала
На западе во тьме лучей своих кольцо.
Увы, так и мое светило дня сначала
Победно надо мной горело и блистало,
Явившись лишь на миг восторженным очам!
Теперь же блеск его вновь туча затмевает.
Но страсть моя за то его не презирает:
Пусть меркнет солнце здесь, коль нет его и там!

Не говори, мой друг, что сердце изменило,
Что расставанье пыл мой сильно охладило.
Не легче разойтись мне было бы с тобой,
Чем с замкнутой в твоей душе моей душой.
Там дом моей любви — и если покидаю,
Как путник молодой, порою я его,
То возвращаюсь вновь в дом сердца моего,
И этим грех свой сам с души своей слагаю.
Когда б в душе моей все слабости земли,
Так свойственные всем и каждому, царили —
Не верь, чтоб все они настолько сильны были,
Чтоб разойтись с тобой склонить меня могли.
Да, если не тебя, то никого своею
Во всей вселенной я назвать уже не смею.

Когда средь хартий я времен давно минувших
Портреты нахожу созданий дорогих
И вижу, как в стихах красивых и живых
В них воспевают дам и рыцарей уснувших —
Я в описанье том их общего добра—
Их рук, плечей и глаз, чего ни пожелаешь—
Попытку вижу лишь старинного пера
Представить красоту, какой ты обладаешь.
Все их хвалы встают лишь предсказанья сном
О настоящем дне и образе твоем;
А так как все притом, как сквозь туман, смотрели,
То и воспеть тебя достойно не сумели.
Мы ж, видящие все, что день нам видеть дал,
Не можем слов найти для песен и похвал.

Как я сравню тебя с роскошным летним днем,
Когда ты во сто раз прекрасней, друг прекрасный?
То нежные листки срывает вихрь ненастный
И лето за весной спешит своим путем;
То солнце средь небес сияет слишком жарко,
То облако ему туманит ясный зрак —
И все, что вкруг манит, становится неярко
Иль по закону злой природы, или так —
Случайно; но твое все ж не увянет лето
И не утратит то, чему нельзя не быть,
А смерть не скажет, что все в тень в тебе одето,
Когда в стихах моих ты вечно будешь жить.
И так, пока дышать и видеть люди будут,
Они, твердя мой гимн, тебя не позабудут.