Шесть романсов , opus 29

Ночевала тучка золотая
На груди утёса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя.

Но остался влажный след в морщине
Старого утёса. Одиноко
Он стоит; задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне...

Ты не спрашивай, не распытывай,
Умом-разумом не раскидывай:
Как люблю тебя, почему люблю,
И за что люблю, и надолго ли? 
Ты не спрашивай, не распытывай:
Что сестра ль ты мне, молода ль жена
Или детище ты мне малое? 

И не знаю я и не ведаю,
Как назвать тебя, как прикликати. 
Много цветиков во чистом поле,
Много звёзд горит по поднебесью,
А назвать-то их нет умения,
Распознать-то их нету силушки. 
Полюбив тебя, я не спрашивал,
Не разгадывал, не распытывал;
Полюбив тебя, я махнул рукой,
Очертил свою буйну голову!

Был старый король... (Эту песню
Я, други, слыхал в старину.)
Седой и с остылой душою,
Он взял молодую жену.

Был паж с голубыми глазами,
Исполнен отваги и сил;
Он шелковый шлейф королевы
Прекрасной и юной носил.

Докончить ли старую песню?
Звучит так уныло она...
Друг друга они полюбили,
И смерть им была суждена.

На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна,
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
[Одета, как ризой, она]1.

И снится ей всё, что в пустыне далёкой,
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утёсе горючем
Прекрасная пальма растёт.

Не брани меня, мой друг,
Гнев твой выразится худо,
Он мне только нежит слух,
Я слова ловить лишь буду,
Как они польются вдруг,
Так посыпятся, что чудо,—
Точно падает жемчу́г
На серебряное блюдо!

Из вод подымая головку,
Лилея в раздумье глядит.
С высот улыбаяся,
Месяц к ней тихой любовью горит.

Лилея стыдливо склонила
Головку на зеркало вод,
А он уж у ног её, бедный,
Трепещет и [блеск]1 свой лиёт.