Четыре романса (Chetyre romansa) , opus 20

Ласковый вечер с землёю прошался 
Лист шелохнуться не смел в ожиданьи.
Грохот телеги вдали раздавался.
Звезды, дрожа выступали в молнаньи.

Синее небо глубоко и странно,
Но не смотри ты в него так пытливо,
Но не ищи в нём разгадки желанной:
синее небо, как гроб молчаливо.

В тёмной роще замолк соловей,
прокатилась звезда в синеве;
месяц смотрит сквозь чашу ветвей,
зажигает росу на траве.

Дремлют розы. Прохлада плывет.
Кто-то свистнул... Вет замер и свист
Ухо слышит, едва, упадет 
Насекомым подточенный лист.

Как при месяце кроток и тих
у тебя милый очерк лица!
Эту ночь, полный грез золотых
я б продлил без конца, без конца!

Твой голос для тебя и ласковый и томный
Тревожит поздное молчанье ночи тёмной.
Близ ложа моего печальная свеча
Горит; мои стихи, сливаясь и журча,
Текут, ручьи любви, текут, полны тобой
Во тьме твои глаза блистают предо мною,
Мне улыбаются, и звуки слышу я:
Мой друг, мой нежный друг... люблю... твоя... твоя!...

Сижу за решёткой в темнице сырой.
Вскормлённый на воле орёл молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном.

Клюёт и бросает, и смотрит в окно,
Как будто со мною задумал одно,
Зовёт меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: ,,Давай улетим!

Мы вольные птицы; Пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер... да я!``