Suite sobre versos de Michelangelo Buonarroti

Signor, se vero è alcun proverbio antico,
questo è ben quel, che chi può, mai non vuole.
Tu hai creduto a favole e parole,
e premiato chi èl del ver nimico.

Io sono, e fui già tuo buon servo antico;
a te son dato come i raggi al sole;
e del mio tempo non t'incresce o duole,
e men ti piaccio se più m'affatico.

Già sperai ascender per la tuo altezza;
e 'l giusto peso, e la potente spada
fassi al bisogno, e non la voce d'ecco.

Ma 'l cielo è quel ch'ogni virtù disprezza
locarla al mondo, se vuol ch'altri vada
a prender frutto d'un arbor ch'è secco.

Есть истины в реченьях старины,
И вот одна: кто может, тот не хочет;
Ты внял, Синьор, тому, что ложь стрекочет,
И болтуны тобой награждены;

Я ж – твой слуга: мои труды даны
Тебе, как солнцу луч, – хоть и порочит
Твой гнев всё то, что пыл мой сделать прочит,
И все мои страдания не нужны.

Я думал, что возьмёт твоё величье
Меня к себе не эхом для палат,
А лезвием суда и гирей гнева;

Но есть к земным заслугам безразличье
На небесах, и ждать от них наград –
Что ожидать плодов с сухого древа.

Quanto si gode, lieta e ben contesta
di fior, sopra' crin d'or d'una, grillanda;
che l'altro inanzi l'uno all' altro manda,
come ch'il primo sia a baciar la testa!

Contenta è tutto il giorno quella vesta
che serra 'l petto, e poi par che si spanda;
e quel c'oro filato si domanda
le guanci, e 'l collo di toccar non resta.

Ma più lieto quel nastro par che goda,
dorato in punta, con sì fatte sempre,
che preme e tocca il petto ch'egli allaccia.

E la schietta cintura che s'annoda.
Mi par dir seco: qui vo' stringier sempre!
Or che farebbon dunche le mie braccia?

Нет радостней весёлого занятья:
По злату кос цветам наперебой
Соприкасаться с милой головой
И льнуть лобзаньем всюду без изъятья!

И сколько наслаждения для платья
Сжимать ей стан и ниспадать волной,
И как отрадно сетке золотой
Её ланиты заключать в объятья!

Ещё нежней нарядной ленты вязь,
Блестя узорной вышивкой своею,
Смыкается вкруг персей молодых.

А чистый пояс, ласково виясь,
Как будто шепчет: «не расстанусь с нею...»
О, сколько дела здесь для рук моих!

Dimmi di grazia, amor, se gli occhi i mei
veggono 'l ver della beltà ch'aspiro,
o s'io l'ho dentro allor che, dov' io miro,
veggio più bello el viso di costei.

Tu 'l de' saper, po' che tu vien con lei
a torm' ogni mie pace, ond' io m'adiro:
Nè vorre' manco un minimo sospiro,
nè men ardente foco chiederei.

La beltà che tu vedi è ben da quella;
ma crescie poi ch'a miglior loco sale,
se per gli occhi mortali all' alma corre.

Quivi si fa divina, onesta e bella,
com' a sè simil vuol cosa immortale:
Questa, e non quella, a gli occhi tuo' precorre.

Скажи, Любовь, воистину ли взору
Желанная предстала красота,
Иль то моя творящая мечта
Случайный лик взяла себе в опору?

Тебе ль не знать? – Ведь с ним по уговору
Ты сна меня лишила. Пусть! Уста
Лелеют каждый вздох, и залита
Душа огнём, не знающим отпору.

Ты истинную видишь красоту,
Но блеск её горит, всё разрастаясь,
Когда сквозь взор к душе восходит он;

Там обретает божью чистоту,
Бессмертному творцу уподобляясь, –
Вот почему твой взгляд заворожён.

Com'arò dunche ardire
Senza vo' ma', mio ben, tenermi 'n vita,
S'io non posso al partir chiedervi aita?
Que' singulti, e que' pianti, e que' sospiri
Che 'l miser core voi accompagnorno,
Madonna, duramente dimostrorno
La mia propinqua morte e' miei martiri.
Ma se ver è che per assenzia mai
Mia fedel servitù vadia in oblio,
Il cor lasso con voi, che non è mio.

Дерзну ль, сокровище моё,
Существовать без вас, себе на муку,
Раз глухи вы к мольбам смягчить разлуку?
Унылым сердцем больше не таю
Ни возгласов, ни вздохов, ни рыданий,
Чтоб вам явить, мадонна, гнёт страданий
И смерть уж недалёкую мою;
Но дабы рок потом моё служенье
Изгнать из вашей памяти не мог, –
Я оставляю сердце вам в залог.

Qua si fa elmi di calici e spade,
e 'l sangue di Cristo si vend' a giumelle,
e croce e spine son lance e rotelle;
e pur da Cristo pazienza cade!

Ma non c'arivi più 'n queste contrade,
chè n'andré 'l sangue suo 'nsin alle stelle,
poscia che a Roma gli vendon la pelle;
e èci d'ogni ben chiuso le strade.

S' i' ebbi ma' voglia a posseder tesauro,
per ciò che qua opera da me è partita,
può quel nel manto che Medusa in Mauro.

Ma se alto in cielo è povertà gradita,
qual fia di nostro stato  il gran restauro,
s' un altro segno amorza l'altra vita?

Здесь делают из чаш мечи и шлемы
И кровь Христову продают на вес;
На щит здесь терн, на копью крест исчез, –
Уста ж Христовы терпеливо немы.

Пусть Он не сходит в наши Вифлеемы
Иль снова брызнет кровью до небес,
Затем, что душегубам Рим – что лес,
И милосердье держим на замке мы.

Мне не грозят роскошества обузы,
Ведь для меня давно уж нет здесь дел;
Я Мантии страшусь, как Мавр – Медузы;

Но если Бедность славой Бог одел,
Какие ж нам тогда готовит узы
Под знаменем иным иной удел?

Dal ciel discesce, e col mortal suo, poi
che visto ebbe l'inferno giusto e 'l pio,
ritornò vivo a còntemplare Dio,
per dar di tutto il vero lume a noi:

Lucente stella, che co' raggi suoi
fe chiaro, a torto, el nido ove naqqu' io;
nè sare 'l premio tutto 'l mondo rio:
Tu sol, che la creasti, esser quel puoi.

Di Dante dico, che mal conosciute
fur l'opre suo da quel popolo ingrato,
che solo a' iusti manca di salute.

Fuss' io pur lui! C'a tal fortuna nato,
per l'aspro esilio suo, son la virtute,
dare' del mondo il più felice stato.

Спустившись с неба, в тленной плоти, он
Увидел ад, обитель искупленья,
И жив предстал для божья лицезренья,
И нам поведал все, чем умудрен.

Лучистая звезда, чьим озарен
Сияньем край, мне данный для рожденья, -
Ей не от мира ждать вознагражденья,
Но от тебя, кем мир был сотворен.

Я говорю о Данте: не нужны
Озлобленной толпе его созданья, -
Ведь для нее и высший гений мал.

Будь я, как он! О, будь мне суждены
Его дела и скорбь его изгнанья, -
Я б лучшей доли в мире не желал!

Quante dirne si de' non si può dire,
chè troppo agli orbi il suo splendor s'accese:
Biasmar si può più 'l popol che 'l offese,
c'al suo men pregio ogni maggior salire.

Questo discese a' merti del fallire,
per l'util nostro, e poi a Dio ascese:
E le porte che 'l ciel non gli contese,
la patria chiuse al suo guisto desire.

Ingrata, dico, e della suo fortuna
a suo danno nutrice; ond' è ben segnio,
c' a' più perfetti abonda di più guai.

Fra mille altre ragion sol ha quest' una:
Se par non ebbe il suo esilio indegnio,
simil uom nè maggior non naqque mai.

Как будто чтим, а все же честь мала.
Его величье взор наш ослепило.
Что чернь корить за низкое мерило,
Когда пуста и наша похвала!

Он ради нас сошел в обитель зла;
Господне царство лик ему явило;
Но дверь, что даже небо не закрыло,
Пред алчущим отчизна заперла.

Неблагодарная! Себе на горе
Ты длила муки сына своего;
Так совершенству низость мстит от века,

Один пример из тех, которых - море!
Как нет подлей изгнания его,
Так мир не знал и выше человека.

Se'l mie rozzo martello i duri sassi
forma d'uman aspetto or questo o quello,
dal ministro, ch'el guida iscorgie e tiello,
prendendo il moto, va con gli altrui passi:

Ma quel divin, ch'in ciela alberga e stassi,
altri, e sè più, col proprio andar fa bello;
e se nessun martel senza martello
si può far, da quel vivo ogni altro fassi.

E perchè 'l colpo è di valor più pieno
quant' alza più se stesso alla fucina,
sopra 'l mie, questo al ciel n'è gito a volo.

Onde a me non finito verrà meno,
s' or non gli dà la fabbrica divina
aiuto a farlo, c' al mondo era solo.

Когда скалу мой жесткий молоток
В обличия людей преображает, -
Без мастера, который направляет
Его удар, он делу б не помог,

Но божий молот из себя извлек
Размах, что миру прелесть сообщает;
Все молоты тот молот предвещает,
И в нем одном - им всем живой урок.

Чем выше взмах руки над наковальней,
Тем тяжелей удар: так занесен
И надо мной он к высям поднебесным;

Мне глыбою коснеть первоначальной,
Пока кузнец господень - только он! -
Не пособит ударом полновесным.

Strozzi:
 La Notte, che tu vedi in sì dolci atti
 dormir, fu da un angelo scolpita
 in questo sasso, e perchè dorme ha vita:
 Destala, se nol credi, e parleratti.

Michelangelo:
 Caro m' è 'l sonno, e più l'esser di sasso,
 mentre che 'l danno e la vergogna dura:
 Non veder, non sentir, m' è gran ventura;
 però non mi destar, deh! parla basso.

Джованни Строцци на ,,Ночь`` Буонаррото:
 Вот эта Ночь, что так спокойно спит
 Перед тобою, - Ангела созданье.
 Она из камня, но в ней есть дыханье:
 Лишь разбуди, - она заговорит.

Ответ Буонаррото:
 Мне сладко спать, а пуще - камнем быть,
 Когда кругом позор и преступленье:
 Не чувствовать, не видеть - облегченье,
 Умолкни ж, друг, к чему меня будить?ь

Di morte certo, ma non già dell' ora;
la vita è breve, e poco me n'avanza;
diletta al senso è non però la stanza
a l'alma, che mi priega pur ch' i' mora.

Il mondo è cieco, e 'l tristo esempio ancora
vince e sommerge ogni prefetta usanza;
spent' è la luce, e seco ogni baldanza;
trionfa il falso, e 'l ver non surge fora.

Deh quando fie, Signor, quel che s'aspetta
per chi ti crede? Ch' ogni troppo indugio
tronca la speme, el' alma fa mortale.

Che val che tanto lume altrui prometta,
s' anzi vien morte, e senz' alcun refugio
ferma per sempre in che stato altri assale?

Уж чуя смерть, хоть и не зная срока,
Я вижу: жизнь все убыстряет шаг,
Но телу ещё жалко плотских благ,
Душе же смерть желаннее порока.

Мир - в слепоте: постыдного урока
Из власти зла не извлекает зрак,
Надежды, нет, и все объемлет мрак,
И ложь царит, и правда прячет око.

Когда ж. Господь, наступит то, чего
Ждут верные тебе? Ослабевает
В отсрочках вера, душу давит гнет;

На что нам свет спасенья твоего,
Раз смерть быстрей и навсегда являет
Нас в срамоте, в которой застает?