Страдания юности (Stradanija junosti)

Я в старом сказочном лесу!
Как пахнет липовым цветом!
Чарует месяц душу мне
Каким-то странным светом.

[ ... ]

Иду, иду — широкий луг
Открылся предо мною,
И замок высится на нём
Огромною стеною.

[ ... ]

И у ворот разлегся Сфинкс,
Смесь вожделенья и гнева,
[И тело, и лапы]2 — как у льва,
Лицом и грудью — дева.

[ ... ]

Он чуть не выпил душу мне, —
Насытясь до предела,
Меня он обнял, и когти льва
Вонзились в бедное тело.

[ ... ]

Пел соловей: «Прекрасный Сфинкс!
Любовь! О, любовь! За что ты
Мешаешь с пыткой огневой
Всегда твои щедроты?

О, разреши, прекрасный Сфинкс,
Мне тайну загадки этой!
Я думал много тысяч лет
И не нашел ответа».

Пел соловей, и липа цвела,
Приветно смеялось светило дня;
И ты с поцулуем меня привлекла
К себе на грудь, обняв меня.

Угрюмо туманился солнца лик,
Листы опадали под крик ворон,
И холоден был расставанья миг,
И ты мне отвесила светский поклон.

Как из пены воссиявшая
Лучезарной красотой
Ты блистаешь ныне, ставшая
Не моею, а чужой.
 
Сердце, мукою томимое,
Об измене не грусти,
Будь покорно, и любимую,
Неразумную прости!

Вконец, вконец тобой забыто,
Что было твоё сердце мне открыто,
Что нежным и лживым я им обладал,
Что нежней и лживей не знал.

Забыла ты о любви, печали,
Что мою грудь неустанно сжимали.
Была ли любовь огромней тоски,
Не знаю, но обе они велики.

Бродил я под тенью деревьев,
Один со своею тоской,
И снова старая грёза
Впилась мне в сердце змеёй.

Певицы воздушные! Где вы
Подслушали песнь мою?
Заслышу её и снова
Отраву смертельную пью.

«Гуляла девица и пела
Ту песню раз, и не раз
У ней мы подслушали песню,
Она осталась у нас».

Молчите, лукавые птицы!
Я знаю, хочется вам
Тоску мою похитить...
Да я-то её не отдам!

Мне повесть старинная снится,
Печальна она и грустна:
Любовью измучен рыцарь,
А милая не верна.

И должен он поневоле
Презреньем любимой платить,
И муку собственной боли,
Как низкий позор ощутить.

Он мог бы к бранной потехе
Призвать весь рыцарский стан:
Пускай облечётся в доспехи,
Кто видит в милой изъян!

Он всех мог заставить молчать,
Но не чувство своё;
И в сердце пришлось бы направить,
В своё же сердце, копьё.

Когда солнце светит ранней весной,
Распускаются пышно кругом цветы;
Когда месяц плывёт дорогой ночной,
Выплывают звёздв, ясны, чисты;
Когда глазки милой видит поэт,
Он песнею славит их сладостный свет.
Но и песни, и звёзды и луна,
И глазки, и солнечный цвет, и весна,
Как бы ими ни полнилась грудь,
В этом мире не вся ещё суть...

Трубят голубые гусары,
Въезжают искать жилья.
Что ж! Если покинешь завтра,
Сегодня ты всё же моя!

К плечам твоим белоснежным
Склонился я головой
И втайне могу подслушать
Сердечный умысел твой.

Что было! Дым коромыслом!
Шум бранный, горячие дни!
Ведь даже в твоём сердечке
Нашли квартиру они!

Трубят голубые гусары,
Им выступить надо чуть свет...
А я к тебе, дорогая,
Пришёл и принёс букет.

Пусть себе метель кружится,
Град стучит и буря злится,
Снегом пусть окно заносит,
Сердце ничего не просит;
В нём теперь заключены
Милой блеск и блеск весны.

Неподвижны в небе звёзды,
Века и века подряд
С любовью и тоскою
Друг на друга глядят.

И речи ведут чудесным,
Богатым языком,
Тем самым, что лучшим
Филологам не знаком.

Но мне их речь понятна,
Её я быстро постиг:
Грамматикой мослужил мне
Моей возлюбленной лик.

Ах, звёзды, протяните,
Вы к милой волшебные нити
И скажите, что поэт
Верен ей и шлёт привет.