Восемьнадцать стихотворении А.К. Толстого = Vosem'nadcat' stikhotvorenii A. K. Tolstogo (18 Poems of A. K. Tolstoy) , opus 67

Ой, кабы Волга-матушка да вспять побежала!
Кабы можно, братцы, начать жить сначала!
Ой, кабы зимою цветы расцветали!
Кабы мы любили да не разлюбляли!
Кабы дно морское достать да измерить!
Кабы можно, братцы, красным девкам верить!
Ой, кабы все бабы были б молодицы!
Кабы в полугаре поменьше водицы!
Кабы всегда чарка доходила до рту!
Да кабы приказных по боку да к черту!
Да кабы звенели завсегда карманы!
Да кабы нам, братцы, да свои кафтаны!
Да кабы голодный всякий день обедал!
Да батюшка б царь наш всю правду бы ведал!

Горними тихо летела душа небесами,
Грустные долу она опускала ресницы,
Слёзы в пространство от них упадая звездами,
Светлой и длинной [за нею вились]1 вереницей.
Встречные тихо её вопрошали светила:
«[Отчего так]2 грустна и о чём эти слёзы во взоре?»
Им отвечала она: «я земли не забыла.
Много [оставила я там]3 страданья и горя.
Здесь я лишь ликам блаженства и радости внемлю,
Праведных души не знают ни скорби, ни злобы.
О, отпусти меня снова, создатель, на землю,
Было-б о [ком]4 пожалеть и утешить кого-бы!»

Змея, что по скалам влечёшь свои извивы
И между трав скользишь, обманывая взор,
Помедли, дай списать чешуйный твой узор:
Хочу для девы я холодной и красивой
Счеканить по тебе причудливый убор.
Пускай, когда она, скользя зарёй вечерней,
К сопернику тайком счастливому пойдёт,
Пускай блестит, как ты, и в золоте и в черни,
И пёстрый твой в траве напоминает ход!

Уж ты, нива моя, нивушка, 
Не скосить тебя с маху единого,
Не связать тебя всю во единый сноп!
Уж вы, думы мои, думушки, 
Не стряхнуть вас разом с плеч долой,
Одной речью-то вас не высказать!
По тебе-ль, нива, ветер разгуливал, 
Гнул колосья твои до-земли,
Зрелы зерна-все разметывал!
Широко вы, думы, порассыпались, 
Куда пала какая думушка.
Там всходила люта печаль-трава, 
Выростало горе горючее.

Грядой клубится белою
  Над озером туман;
Тоскою добрый молодец
  И горем обуян.

Не довеку белеется
  Туманная гряда,
Рассеётся, развеётся,
  А горе никогда!

Звонче жаворонка пенье,
Ярче вешние цветы,
Сердце полно вдохновенья,
Небо полно красоты.

Разорвав тоски оковы,
Цепи пошлые разбив,
Набегает жизни новой
Торжествующий прилив,

И звучит свежо и юно
Новых сил могучий строй,
Как натянутые струны
Между небом и землей.

Коль любить, так без рассудку,
Коль грозить, так не на шутку,
Коль ругнуть, так сгоряча,
Коль рубнуть, так уж с плеча!

Коли спорить, так уж смело,
Коль карать, так уж за дело,
Коль простить, так всей душой,
Коли пир, так пир горой!

К страданиям чужим ты горести полна,
И скорбь ничья тебя не проходила мимо;
К себе лишь ты одной всегда неумолима,
Всегда безжалостна и вечно холодна!
 
Но если б видеть ты любящею душою
Могла со стороны хоть раз свою печаль -
О, как самой себя тебе бы стало жаль
И как бы плакала ты грустно над собою!

На нивы жёлтые нисходит тишина,
в остывшем воздухе от меркнущих селений,
дрожа, несется звон... Душа моя полна
разлукою с тобой и горьких сожалений.

И каждый мой упрек я вспоминаю вновь,
и каждое твержу приветливое слово,
что мог бы я сказать тебе, моя любовь,
[но что внутри себя]1 я схоронил сурово.

Осень. Обсыпается весь наш бедный сад,
Листья пожелтелые по ветру летят;
Лишь вдали красуются, там на дне долин,
Кисти ярко-красные вянущих рябин.
Весело и горестно сердцу моему,
Молча твои рученьки грею я и жму,
В очи тебе глядючи, молча слёзы лью,
Не умею высказать, как тебя люблю.

Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость! 
Жизнью твоею я жил, и слезами твоими я плакал; 
Мысленно вместе с тобой прострадал я минувшие годы, 
Всё перечувствовал вместе с тобой, и печаль и надежды, 
Многое больно мне было, во многом тебя упрекнул я; 
Но позабыть не хочу ни ошибок твоих, ни страданий; 

Дороги мне твои слезы и дорого каждое слово! 
[Бедное вижу в тебе я дитя, без отца, без опоры;]1 
Рано познала ты горе, обман и людское злословье, 
Рано под тяжестью бед твои преломилися силы! 
Бедное ты деревцо, поникшее долу головкой! 
[Ты прислонися ко мне, деревцо, к зеленому вязу: ]1
Ты прислонися ко мне, я стою надежно и прочно!

Над неприступной крутизною
Повис туманный небосклон;
Tам гор зубчатою стеною
От юга север отделён.
Там ночь и снег; там, враг веселья,
Седой зимы сердитый бог
Играет вьюгой и метелью,
Ярясь, уста примкнул к ущелью
И воет в их гранитный рог.
Но здесь благоухают розы,
Бессильно вихрем снеговым
Сюда он шлёт свои угрозы,
Цветущий берег невредим.
Над ним весна младая веет,
И лавр, Дианою храним,
В лучах полудня зеленеет
Над морем вечно голубым.

Клонит к лени полдень жгучий,
Замер в листьях каждый звук,
В розе пышной и пахучей,
Нежась, спит блестящий жук;
А из камней вытекая,
Однозвучен и гремуч,
Говорит, не умолкая,
И поёт нагорный ключ.

Ты помнишь ли вечер, как море шумело,
  В шиповнике пел соловей,
Душистые ветки акации белой
  Качались на шляпе твоей?

Меж камней, обросших густым виноградом,
  Дорога была так узка;
В [молчанье]1 над морем мы ехали рядом,
  [С рукою сходилась]2 рука.

Ты так на седле нагибалась красиво,
  Ты алый шиповник рвала,
Буланой лошадки косматую гриву
  С любовью ты им убрала;

Одежды твоей непослушные складки
  Цеплялись за ветви, а ты
Беспечно смеялась — цветы на лошадке,
  В руках и на шляпе цветы!

Ты помнишь ли рёв дождевого потока
  И пену и брызги кругом;
И нам наше горе казалось далёко,
  И как мы забыли о нём!

Вы всё любуетесь на скалы,
Одна природа вас манит,
И возмущает вас немало
Мой деревенский аппетит.

Но взгляд мой здесь иного рода,
Во мне лицеприятья нет;
Ужели вишни не природа
И тот, кто ест их, не поэт?

Нет, нет, названия вандала
От вас никак я не приму:
И Ифигения едала,
Когда она была в Крыму!

Как чудесно хороши вы,
Южной ночи красоты:
Моря синего заливы,
Лавры, скалы и цветы!

Но мешают мне немножко
Жизнью жить средь этих стран:
Скорпион, сороконожка
И фигуры англичан.

Обычной полная печали,
Ты входишь в этот бедный дом,
Который ядра осыпали
Недавно пламенным дождём;

Но юный плющ, виясь вкруг зданья,
Покрыл следы вражды и зла —
Ужель ещё твои страданья
Моя любовь не обвила?

Солнце жжёт; перед грозою
Изменился моря вид:
Засверкал меж бирюзою
Изумруд и малахит.

Здесь на камне буду ждать я,
Как, вздымая корабли,
Море бросится в объятья
Изнывающей земли,

И, покрытый пеной белой,
Утомясь, влюблённый бог
Снова ляжет, онемелый,
У твоих, Таврида, ног.