Six Mélodies pour Chant et Piano , opus 24

О если б ты могла хоть на единый миг
Забыть свою печаль, забыть свои невзгоды, 
О, если бы хоть раз я твой увидел лик,
Каким я знал его в счастливейшие годы!

Когда в [твоих глазах]1 засветится слеза,
О, если б эта грусть могла пройти порывом,
Как в теплую весну пролётная гроза,
Как тень от облаков, бегущая по нивам!

Oh ! si tu parvenais, ne fût-ce qu'un moment 
A vaincre ton chagrin, à vaincre ta détresse !
Si je pouvais, un jour, revois ce front charmant
Que j'ai connu si pur aux heures d'allégresse !

A peine dans tes yeux des pleurs jaillissent-ils,
Oh ! puissent tes douleurs passer soudain chassées,
Plus vite qu'en été, l'orage au vol subtil,
Et l'ombre aux bords légers, sous l'aile des nuées !

Allons, plus de chagrins !

Рассевается, расступается
Грусть под думами, под могучими,
В душу тёмную пробивается
Словно солнышко между тучами.

Ой-ли, молодец, не расступится,
Не рассеется ночь осенняя;
Скоро сведаешь, чём искупится
Непоказанный миг веселия.

Прикачнулася, привалилася
К сердцу сызнова грусть обычная.
И головушка вновь склонилася,
Бесталанная, горемычная.

Ils ne durent pas, ils sont vite loin,
les chagrins de ceux que soutient l'esprit ;
Sombre était leur cœur, mais le jour y point :
Le soleil commande aux nuages gris.

Or, jeune homme, dis ! Dure-t-elle encor,
Vas-tu la chasser, la trop longue nuit ?
Sache donc le prix, le suprême effort
Qui rachète un jour profane sans fruit !

Mais couché sur toi, comme un lourd fardeau
Sur ton cœur vaincu pèse un noir chagrin ;
De nouveau ton front penche vers ton sein,
Fol et triste enfant, vigne sans ormeau !

Sommeille, pauvre enfant, déjà la sombre nuit,
Au bout du ciel en feu, resserre l'embrasure ;
Bergers, troupeaux et chiens regagnent leurs réduits,
Et la poussière gît sur la campagne obscure ...

Ah ! vienne l'ange ailé, celui des songes bleus !
Et qu'il te mène en paix au seuil d'une autre vie !
Souvent il m'a calmé comme un ami joyeux,
Repose dans ses bras ! A lui mon cœur se fie.

En l'âme  des souffrants, il fait entrer l'oubli ;
L'angoisse au dard cruel évite son sourire ;
L'ennui pesant et froid, dont l'ombre nous remplit,
S'enfuit jusqu'au matin et cède à son empire.

Languir, hélas ! toujours, lutter avec son cœur,
Se clore aux yeux jaloux, c'est vivre, point de trêve !
Sommeille, mon enfant, le monde et ta douleur
S'éloignent dans la nuit sous l'aile d'un beau rêve.

Усни, печальный друг, уже с грядущей тьмой
Вечерний алый свет сливается всё боле;
Блеящие стада вернулися домой,
И улеглася пыль на опустелом поле.

Да снидет ангел сна, прекрасен и крылат,
И да перенесет тебя он в жизнь иную!
Издавна был он мне в печали друг и брат,
Усни, моё дитя, к нему я не ревную!

На раны сердца он забвение прольет,
Пытливую тоску от разума [отымет]1
И с горестной души на ней лежащий гнет
До нового утра незримо [приподымет]2.

Томимая весь день душевною борьбой,
От взоров и речей враждебных ты устала,
Усни, моё дитя, меж ними и тобой
Он благостной рукой опустит покрывало!

A ton récit suspendu je me pris à t'aimer, ma lumière !
Et j'ai vécu de ta vie et mes larmes suivirent tes larmes ;
En ma pensée unissant nos douleurs, j'ai souffert tes souffrances :
Tout fut senti par nos âmes ensemble, chagrins, espérances.
Bien des ennuis me troublèrent, souvent je t'ai fait des reproches ;
Mais, oublier me déplait, et je sais tes erreurs et tes peines :

Chères me sont tant de larmes, et chères me sont tes paroles !
[...]
On ta bientôt fait connaître dédains, médisance, imposture,
Sous le fardeau des misères, ta force fléchit de bonne heure !
Pauvre arbrisseau que tu fus, la tête penchant vers la terre !
[...]
Serre toi bien contre moi, je me dresse ferme et sans crainte !

Слушая повесть твою, полюбил я тебя, моя радость! 
Жизнью твоею я жил, и слезами твоими я плакал; 
Мысленно вместе с тобой прострадал я минувшие годы, 
Всё перечувствовал вместе с тобой, и печаль и надежды, 
Многое больно мне было, во многом тебя упрекнул я; 
Но позабыть не хочу ни ошибок твоих, ни страданий; 

Дороги мне твои слезы и дорого каждое слово! 
[Бедное вижу в тебе я дитя, без отца, без опоры;]1 
Рано познала ты горе, обман и людское злословье, 
Рано под тяжестью бед твои преломилися силы! 
Бедное ты деревцо, поникшее долу головкой! 
[Ты прислонися ко мне, деревцо, к зеленому вязу: ]1
Ты прислонися ко мне, я стою надежно и прочно!

Ce soir là, dans l'ardeur du jour tombant et blême,
Le lac s'était  voilé d'un mince et doux brouillard,
Et ton image vint, pareille à toi que j'aime,
Avec la paix du soir, se fondre en mes regards.

Ton beau sourire avait sa grâce tant aimée,
Les flots de tes cheveux roulaient sur ton col blanc,
Et dans tes tristes yeux l'angoisse accoutumée
Me dit, avec le  soir, un long adieu troublant.

[Смеркалось;]1 жаркий день бледнел неуловимо.
Над озером туман тянулся полосой,
И кроткий образ твой, знакомый и любимый,
В вечерний тихий час носился предо мной.

Улыбка та ж была, которую люблю я,
И мягкая коса, как прежде, расплелась,
И очи грустные, попрежнему тоскуя,
Глядели на меня в вечерний тихий час.

Le vent semblait tantôt baiser
Le bois couvert de nuit bleuâtre,
Mon âme aussi te sent passer,
car elle tremble comme lui.
Mon âme est une lyre frêle !

D'un monde vain elle a pâti ;
Un choc brutal l'a secouée,
Ses pauvres cordes ont cédé
Et l'ouragan l'avait glacée.

Ta voix pourtant ravit les sens,
Et ton léger passage évoque
Les fins duvets, l'oiseau, la fleur,
La brise des nuits printanières.

Не ветер, вея с высоты,
Листов коснулся ночью лунной.
Моей души коснулась ты.
Она тревожна, как листы,
Она, как гусли, многострунна.

Житейский вихрь её терзал
И сокрушительным набегом,
Свистя и воя, струны рвал
И заносил холодным снегом.

Твоя же речь ласкает слух,
Твоё легко прикосновенье,
Как от цветов летящий пух,
Как майской ночи дуновенье.