Zwölf Romanzen für 1 Singstimme mit Pianofortebleitung = 12 Mélodies pour Chant et Piano , opus 1

Не пой о счастии, певец, не утешай
Себя забавою ничтожной;
Пусть это счастие невозмутимый рай,
Оно в наш век — лишь призрак ложный.
Пусть песнь твоя звучна, — она один обман
И обольстительные грёзы:
Она не исцелит души глубоких ран
И не осушит сердца слёзы.

Взгляни, как наша жизнь ленивая идет
И скучно и oднooбpaзно,
Запечатленная тревогою забот
Одной действительности грязной;
Взгляни на все плоды, которые в наш век
Собрать доселе мы успели,
На всё, чем окружён и занят человек
До поздних лет от колыбели.

Везде откроешь ты печальные следы
Ничтожества иль ослепленья,
Причины тайные бессмысленной борьбы,
Нетвёрдой веры и сомненья,
Заметишь грубого ничтожества печать,
Добра и чести оскорбленье,
Бессовестный расчёт, обдуманный разврат
Или природы искаженье.

И многое прочтёт внимательный твой взор
В страницах ежедневной жизни…
И этот ли слепой общественный позор
Оставишь ты без укоризны?
И не проснётся вмиг в тебе свободный дух
Глубокого негодованья?
И ты, земной пророк и правды смелый друг,
Не вспомнишь своего призванья!

О нет! не пой, певец, о счастии пустом
В годину нашего позора!
Пусть песнь твоя меж нас, как правосудный гром,
Раздастся голосом укора!
Пусть ум наш пробудит и душу потрясёт
Твоё пророческое слово
И сердце холодом и страхом обольёт
И воскресит для жизни новой!

Jamais, ne chante le bonheur
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

Не знаешь ты тоски желаний,
Прекрасен мир твоей весны,
И светлы, чуждые страданий,
Твои младенческие сны.

С грозою жизни незнакома,
Как птичка, вечно весела,
Под кровлею родного дома
Ты рай земной себе нашла.

Придёт пора — прольёшь ты слёзы,
Быть может, труд тебя согнёт…
И детства радужные грёзы
Умрут под холодом забот.

Тогда, неся свой крест тяжёлый,
Не раз под бременем его
Ты вспомнишь о весне весёлой
И — не воротишь ничего.

Loin des angoisses de la vie
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

Живая речь, живые звуки, —
Зачем вам чужды плоть и кровь?
Я в вас облёк бы сердца муки,
Мою печаль, мою любовь.
В груди огонь, в душе смятенье
И подавленной страсти стон,
А ваше мерное теченье
Наводит скуку или сон…
Так, недоступно и незримо,
В нас зреет чувство иногда,
И остаётся навсегда
Загадкою неразрешимой,
Как мученик, проживший век,
Нам с детства близкий человек.

Le bruit du monde qui s'agite
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

В тёмной [чаще]1 замолк соловей,
прокатилась [звезда в синеве]2;
месяц смотрит сквозь [сетку]3 ветвей,
зажигает росу на траве.

Дремлют розы. Прохлада плывет.
Кто-то свистнул... Вет замер и свист
Ухо слышит, едва, упадет 
Насекомым подточенный лист.

Как при месяце кроток и тих
у тебя милый очерк лица!
Эту ночь, полный грез золотых
я б продлил без конца, без конца!

Dans les bois le rossignol s'est tû
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

Когда закат прощальными лучами
Спокойных вод озолотит стекло,
И ляжет тень ночная над полями,
И замолчит весёлое село,

И на цветах и на траве душистой
Блеснёт роса, посланница небес,
И тканию тумана серебристой
Оденется тёмнокудрявый лес, —

С какою-то отрадой непонятной
На Божий мир я в этот час гляжу
И в тишине природы необъятной
Покой уму и сердцу нахожу;

И чужды мне земные впечатленья,
И так светло во глубине души:
Мне кажется, со мной в уединеньи
Тогда весь мир беседует в тиши.

Quand au couchant, l'adieu du soleil dore
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

Ici, sur un sol calciné
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

В глуши на почве раскалённой
Берёза старая стоит;
В её вершине обнажённой
Зелёный лист не шелестит.
Кругом, сливаясь с небесами,
Полуодетыми в туман,
Пестреет чудными цветами
Волнистой степи океан.
Курганы ярко зеленеют,
Росу приносят вечера,
Прохладой тихой ночи веют,
И пышет заревом заря.
Но беззащитная берёза
Глядит с тоской на небеса,
И на ветвях её, как слёзы,
Сверкает чистая роса;
Далёко бурею суровой
Её листы разнесены,
И нет для ней одежды новой
И благодетельной весны.

Молись, дитя: сомненья камень
Твоей груди не тяготит;
Твоей молитвы чистый пламень
Святой любовию горит.
Молись, дитя: тебе внимает
Творец бесчисленных миров,
И капли слёз твоих считает,
И отвечать тебе готов.
Быть может, ангел, твой хранитель,
Все эти слезы соберёт
И их в надзвёздную обитель
К престолу Бога отнесёт.
Молись, дитя, мужай с летами!
И дай Бог в пору поздних лет
Такими ж светлыми очами
Тебе глядеть на Божий свет!
Но если жизнь тебя измучит
И ум и сердце возмутит,
Но если жизнь роптать научит,
Любовь и веру погасит —
Приникни с жаркими слезами,
Креста подножье обойми:
Ты примиришься с Небесами,
С самим собою и с людьми.
И вновь тогда из райской сени
Хранитель — ангел твой сойдёт
И за тебя, склонив колени,
Молитву к Богу вознесёт.

Ah ! prie, enfant, sur ta prière
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

— This text is not currently
in the database but will be added
as soon as we obtain it. —

Joyeux bouillonne le ruisseau
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

От тёмного леса далёко,
На почве бесплодно-сухой,
Дуб старый стоит одиноко,
Как сторож пустыни глухой.
Стоит он и смотрит угрюмо
Туда, где под сводом небес
Глубокую думает думу
Знакомый давно ему лес;
Где братья его с облаками
Ведут разговор по ночам
И девы приходят толпами
Кружиться по свежим цветам;
Где ветер прохладою веет
И чудные песни поёт,
И лист молодой зеленеет,
И птица на ветках живёт.
А он, на равнине песчаной,
И пылью и мохом покрыт,
Как будто изгнанник печальный,
О родине милой грустит;
Не знает он свежей прохлады,
Не видит небесной росы
И только — последней отрады —
Губительной жаждет грозы.

Assez loin de la forêt sombre
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

И вечерней и ранней порою
Много старцев, и вдов, и сирот
Под окошками ходит с сумою,
Христа ради на помощь зовёт.

Надевает ли сумку неволя,
Неохота ли взяться за труд, —
Тяжела и горька твоя доля,
Бесприютный, оборванный люд!

Не откажут тебе в подаянье,
Не умрёшь ты без крова зимой, —
Жаль разумное Божье созданье,
Человека в грязи и с сумой!

Но беднее и хуже есть нищий:
Не пойдёт он просить под окном,
Целый век, из одежды да пищи,
Он работает ночью и днём.

Спит в лачужке, на грязной соломе,
Богатырь в безысходной беде,
Крепче камня в несносной истоме,
Крепче меди в кровавой нужде.

По смерть зёрна он в землю бросает.
По смерть жнёт, а нужда продаёт;
О нём облако слёзы роняет.
Про тоску его буря поёт.

Une troupe, soir et matin passe
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

Лысый, с белой бородою,
Дедушка сидит.
Чашка с хлебом и водою
Перед ним стоит.

Бел как лунь, на лбу морщины,
С испитым лицом.
Много видел он кручины
На веку своём.

Всё прошло; пропала сила,
Притупился взгляд;
Смерть в могилу уложила
Деток и внучат.

С ним в избушке закоптелой
Кот один живёт.
Стар и он, и спит день целый,
С печки не спрыгнёт.

Старику немного надо:
Лапти сплесть да сбыть —
Вот и сыт. Его отрада —
В Божий храм ходить.

К стенке, около порога,
Станет там, кряхтя,
И за скорби славит Бога
Божие дитя.

Рад он жить, не прочь в могилу —
В тёмный уголок…
Где ты черпал эту силу,
Бедный мужичок?

Tête chauve, barbe blanche
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —

Худа, ветха избушка
И, как тюрьма, тесна;
Слепая мать-старушка
Как полотно бледна.

Бедняжка потеряла
Свои глаза и ум
И, как ребёнок малый,
Чужда забот и дум.

Всё песни распевает,
Забившись в уголок,
И жизнь в ней догорает,
Как в лампе огонёк.

А дочь с восходом солнца
Иглу свою берёт,
У светлого оконца
До тёмной ночи шьёт.

Жара. Вокруг молчанье,
Лениво день идёт,
Докучных мух жужжанье
Покоя не даёт.

Старушки тихий голос
Без умолку звучит…
И гнётся дочь, как колос,
Тоска в груди кипит.

Народ неутомимо
По улице снуёт.
Идёт всё мимо, мимо, —
Бог весть, куда идёт.

Уж ночь. Темно в избушке.
И некому мешать,
Осталося к подушке
Припасть — и зарыдать.

Bein vieille est la chaumière
 . . . . . . . . . .

— The rest of this text is not
currently in the database but will be
added as soon as we obtain it. —