20 Lieder nach Alexei K. Tolstoi

Слеза дрожит в твоём ревнивом взоре...
О, не грусти, ты всё мне дорога!
Но я любить могу лишь на просторе,
мою любовь, широкую, как море,
вместить не могут, нет! вместить не могут жизни берега.

О, не грусти, мой друг, земное минет горе,
пожди ещё, неволя недолга.
В одну любовь мы все сольемся вскоре,
в одну любовь, широкую, как море,
что не вместят, нет! что не вместят земные берега.

Горними тихо летела душа небесами,
Грустные долу она опускала ресницы,
Слёзы в пространство от них упадая звездами,
Светлой и длинной [за нею вились]1 вереницей.
Встречные тихо её вопрошали светила:
«[Отчего так]2 грустна и о чём эти слёзы во взоре?»
Им отвечала она: «я земли не забыла.
Много [оставила я там]3 страданья и горя.
Здесь я лишь ликам блаженства и радости внемлю,
Праведных души не знают ни скорби, ни злобы.
О, отпусти меня снова, создатель, на землю,
Было-б о [ком]4 пожалеть и утешить кого-бы!»

О если б ты могла хоть на единый миг
Забыть свою печаль, забыть свои невзгоды, 
О, если бы хоть раз я твой увидел лик,
Каким я знал его в счастливейшие годы!

Когда в [твоих глазах]1 засветится слеза,
О, если б эта грусть могла пройти порывом,
Как в теплую весну пролётная гроза,
Как тень от облаков, бегущая по нивам!

Минула страсть, и пыл её тревожный
Уже не мучит сердца моего,
Но разлюбить тебя мне невозможно!
Всё, что не ты - так суетно, так ложно,
Всё, что не ты - бесцветно и мертво.

Без повода и права негодуя,
Уж не кипит бунтующая кровь,
Но с пошлой жизнью слиться не могу я,
Моя любовь, о друг, и не ревнуя,
Осталась та же прежняя любовь.

Порой, среди забот и жизненного шума,
Внезапно набежит мучительная дума
И гонит образ твой из горестной души.
Но только лишь один останусь я в тиши
И суетного дня минует гул тревожный,
Смиряется во мне волненье жизни ложной,
Душа, как озеро, прозрачна и сквозна,
И взор я погрузить в неё могу до дна;
Спокойной мыслию, ничем не возмутимой,
Твой отражаю лик желанный и любимый
И ясно вижу глубь, где, как блестящий клад,
Любви моей к тебе сокровища лежат.

Не ветер, вея с высоты,
Листов коснулся ночью лунной.
Моей души коснулась ты.
Она тревожна, как листы,
Она, как гусли, многострунна.

Житейский вихрь её терзал
И сокрушительным набегом,
Свистя и воя, струны рвал
И заносил холодным снегом.

Твоя же речь ласкает слух,
Твоё легко прикосновенье,
Как от цветов летящий пух,
Как майской ночи дуновенье.

[Смеркалось;]1 жаркий день бледнел неуловимо.
Над озером туман тянулся полосой,
И кроткий образ твой, знакомый и любимый,
В вечерний тихий час носился предо мной.

Улыбка та ж была, которую люблю я,
И мягкая коса, как прежде, расплелась,
И очи грустные, попрежнему тоскуя,
Глядели на меня в вечерний тихий час.

Неспящих солнце, грустная звезда,
как слезно луч мерцает твой всегда,
как темнота при нём ещё темней,
как он похож на радость прежних дней! 
Так светит прошлое нам в жизненной ночи,
но уж не греют нас бессильные лучи,
звезда минувшего, ты в горе мне видна,
видна, но далека, светла, но холодна.

Деревцо моё миндальное
Все цветами убирается,
В сердце думушка печальная
Поневоле зарождается:

Деревцом цветы обронятся,
И созреет плод непрошеный,
И зеленое наклонится
До земли под горькой ношею!

Есть много звуков в сердца глубине,
Неясных дум, непетых песней много;
Но заглушает вечно их во мне
Забот немолчных скучная тревога.

Тяжёл её непрошеный напор,
Издавна сердце с жизнию боролось —
Но жизнь шумит, как вихорь ломит бор,
Как ропот струй, так шепчет сердца голос!

Запад гаснет в дали бледно-розовой,
звезды небо усеяли чистое,
соловей свищет в роще березовой,
и травою запахло душистою.

Знаю, что тебе в думушку вкралося, 
знаю сердца немолчные жалобы,
не хочу я, чтоб ты притворялася
и к улыбке себя принуждала бы.

Твоё сердце болит безотрадное,
в нём не светит звезда ни единая -
плачь свободно, моя ненаглядная,
пока песня звучит соловьиная,

соловьиная песня унылая, 
что как жалоба катится слезная,
плачь, душа моя, плачь, моя милая,
тебя небо лишь слушает звездное!

Рассевается, расступается
Грусть под думами, под могучими,
В душу тёмную пробивается
Словно солнышко между тучами.

Ой-ли, молодец, не расступится,
Не рассеется ночь осенняя;
Скоро сведаешь, чём искупится
Непоказанный миг веселия.

Прикачнулася, привалилася
К сердцу сызнова грусть обычная.
И головушка вновь склонилася,
Бесталанная, горемычная.

На нивы жёлтые нисходит тишина,
в остывшем воздухе от меркнущих селений,
дрожа, несется звон... Душа моя полна
разлукою с тобой и горьких сожалений.

И каждый мой упрек я вспоминаю вновь,
и каждое твержу приветливое слово,
что мог бы я сказать тебе, моя любовь,
[но что внутри себя]1 я схоронил сурово.

Усни, печальный друг, уже с грядущей тьмой
Вечерний алый свет сливается всё боле;
Блеящие стада вернулися домой,
И улеглася пыль на опустелом поле.

Да снидет ангел сна, прекрасен и крылат,
И да перенесет тебя он в жизнь иную!
Издавна был он мне в печали друг и брат,
Усни, моё дитя, к нему я не ревную!

На раны сердца он забвение прольет,
Пытливую тоску от разума [отымет]1
И с горестной души на ней лежащий гнет
До нового утра незримо [приподымет]2.

Томимая весь день душевною борьбой,
От взоров и речей враждебных ты устала,
Усни, моё дитя, меж ними и тобой
Он благостной рукой опустит покрывало!

Тебя так любят все; один твой тихий вид
Всех делает добрей и с жизнию мирит,
Но ты грустна, в тебе есть скрытое мученье,
В душе твоей звучит какой-то приговор;
Зачем твой ласковый всегда так робок взор,
И очи грустныя так молят о прощеньи,
Как будто солнца свет, и вешние цветы,
И тень в полдневный зной, и шопот по дубравам,
И даже воздух тот, которым дышишь ты,
Все кажется тебе стяжанием неправым?

Звонче жаворонка пенье,
Ярче вешние цветы,
Сердце полно вдохновенья,
Небо полно красоты.

Разорвав тоски оковы,
Цепи пошлые разбив,
Набегает жизни новой
Торжествующий прилив,

И звучит свежо и юно
Новых сил могучий строй,
Как натянутые струны
Между небом и землей.

К страданиям чужим ты горести полна,
И скорбь ничья тебя не проходила мимо;
К себе лишь ты одной всегда неумолима,
Всегда безжалостна и вечно холодна!
 
Но если б видеть ты любящею душою
Могла со стороны хоть раз свою печаль -
О, как самой себя тебе бы стало жаль
И как бы плакала ты грустно над собою!

Не Божиим громом горе ударило,
Не тяжелой скалой навалилося,
Собиралось оно малыми тучами,
Затянули тучки небо ясное,
Посеяло горе мелким дождичком,
Мелким дождичком осенниим.

А и сеет оно давным-давно,
И сечет оно без умолку,
Без умолку, без устали,
Без конца сечет, без отдыха.
Уже полно горе дуб ломать по прутикам,
Щипати по листикам!

А и бывало же другим счастьице:
Налетало горе вихрем бурею,
Ворочало горе дубы с корнем вон.

Хотел бы я угаснуть, как заря,
Как алые отливы небосклона;
Как зарево вечернее горя,
Я бы хотел излиться в божье лоно.

Я бы хотел, как светлая звезда,
Зайти, блестя в негаснущем мерцанье.
Я утонуть хотел бы без следа
Во глубине лазурного сиянья.

Пускай бы смерть моя была легка
И жизнь моя так тихо уходила,
Как легкий запах вешнего цветка,
Как синий дым, бегущий от кадила.

Я бы хотел подняться, как роса,
Когда её встречает солнце жадно,
И, как росу, пускай бы небеса
Испили дух больной и безотрадный.

И как летит от арфы слабый звон,
В пределах дальних тихо замирая,
Так, от земной темницы отрешен,
Я б улететь хотел к родному краю.

Нет, не зайдешь ты светлою звездой,
Ты не угаснешь, заревом пылая,
Не как цветок умрешь ты полевой,
Не улетишь, звеня, к родному краю.

Угаснешь ты, но грозная рука
Тебя сперва безжалостно коснется;
Природы смерть спокойна и легка -
На части сердце, умирая, рвется!

Не [верь мне друг, когда в избытке]1 горя,
Я говорю, что разлюбил тебя,
В отлива час не верь измене моря,
Оно к земле воротится, любя.

Уж я тоскую, прежней страсти полный,
[Мою]2 свободу вновь тебе отдам,
И уж бегут [с обратным]3 шумом волны
Издалека к любимым берегам!